Она быстро повернулась к нему спиной.

— Я… пожалуй, я немного разомну ноги, пройдусь вдоль стоянки.

— Давай.

Франческа дважды обошла стоянку, читая наклейки на бамперах, изучая заголовки газет за стеклянными окнами автоматов смотрела невидящими глазами на первую страницу, где была фотография кричащего что-то мужчины с курчавыми волосами.

Похоже, Далли не рассчитывает, что она уляжется с ним в постель. Что за облегчение! Она уставилась на неоновое объявление, и чем больше она смотрела на него, тем больше удивлялась, почему он не хочет ее. Что не так? Вопрос изводил ее, как чесотка. Она могла потерять одежду, деньги, все свое состояние, но красота-то осталась? И привлекательность еще при ней.

Или и здесь она что-то потеряла, как багаж и косметику?

Смешно! Она вся как выжатый лимон и не может судить здраво. Когда Далли уйдет на площадку, она ляжет в постель и будет спать до тех пор, пока снова не почувствует себя человеком. Во Франческе затеплились искорки надежды. Она просто устала. Нормально выспаться ночь — и все будет в порядке.

Наоми Джеффи Танака хлопнула ладонью по тяжелому стеклянному покрытию своего стола.

— Да нет же! — крикнула она в телефонную трубку, блеснув глубокими карими глазами. — Она и близко не соответствует тому, что мы называем «Дерзкой девчонкой». Если вы не можете подыскать ничего лучше, мне придется обратиться в другое агентство, предоставляющее фотомоделей!

В голосе на другом конце линии появился саркастический оттенок:

— Может, вам дать парочку телефонных номеров, Наоми?

Уверена, что люди из Вильхельмина блестяще справятся с вашим заданием!

Люди из Вильхельмина отказались прислать Наоми кого-нибудь еще, но у нее не было намерения делиться этой новостью со своей собеседницей. Наоми запустила свои нетерпеливые короткие пальцы в темные волосы, подстриженные под мальчика, коротко и гладко, знаменитым нью-йоркским парикмахером.

— Продолжайте поиски! — Она взяла лежавший на краю стола последний выпуск «Век рекламы». — И в следующий раз попытайтесь найти кого-либо с толикой характера на лице!

Когда она положила трубку, раздался вой пожарных сирен на Третьей авеню, восемью этажами ниже ее углового офиса в фирме «Блэкмор, Стерн и Роденбаум», но Наоми не обратила на это внимания. Она прожила в шуме Нью-Йорка всю свою жизнь и сознательно пропускала мимо ушей звуки сирен с прошлой зимы, когда два веселых артиста нью-йоркского балета, жившие в квартире этажом выше, стали разогревать еду слишком близко от ситцевых занавесок. Тогдашний муж Наоми, блестящий японский биохимик Тони Танака, почему-то обвинил в происшедшем ее и отказался разговаривать с ней остаток уикэнда. Вскоре после этого Наоми с ним развелась: не из-за реакции на пожар, а потому, что жизнь с мужчиной, который не делится даже самыми простыми своими чувствами, стала слишком невыносимой для богатой молодой женщины из Верхнего Ист-Сайда Манхэттена, которая незабываемой весной шестьдесят восьмого года помогла захватить офис декана Колумбийского университета и удерживала его для народа.

Наоми поправила черные с серебром бусы, которые надевала с серым фланелевым костюмом и шелковой блузкой — подобная одежда была бы для нее объектом презрения в те горячие и суровые дни, когда ее страстно волновали вопросы анархии, а не рыночной конкуренции. В последние несколько недель, после того как в новостях появились сообщения о новой антиядерной эскападе ее брата Джерри, у нее в памяти начали всплывать, как старые фотографии, отрывочные воспоминания, и Наоми начала испытывать смутную ностальгию по той девушке, какой она была раньше, ностальгию по младшей сестренке, всеми силами старавшейся заслужить уважение своего старшего брата и терпеливо сносившей из-за этого сидячие и лежачие забастовки, сборища хиппи и даже тридцатисуточное тюремное заключение.

Пока ее двадцатичетырехлетний старший братец кричал о революции со ступенек Спроал-Холл в Беркли, Наоми стала студенткой-первокурсницей Колумбийского университета, за три тысячи миль от брата. Она была гордостью родителей — красивая популярная, хорошая студентка, — их утешительным призом за то, что они произвели на свет «того другого», сына, чьи выходки так их позорили, что даже имя его никогда не упоминалось. Сначала Наоми полностью посвятила себя учебе, держась в стороне от радикальных студентов университета. Но затем в кампусе появился Джерри и вновь загипнотизировал и ее, и остальных студентов.

Брата Наоми всегда обожала, и пик этого обожания пришелся на тот зимний день, когда она смотрела, как Джерри стоял на верхних ступеньках библиотеки, похожий на облаченного в голубые джинсы воина, и пытался своей пламенной речью изменить мир. Она вглядывалась в характерные семитские черты, окруженные ореолом курчавых черных волос, и не могла поверить, что оба они появились на свет от одних родителей. У Джерри были полные губы и крупный нос, которого не коснулся скальпель пластического хирурга, переделавшего нос Наоми.

Все связанное с братом было важнее жизни, а себя она считала посредственностью. Поднимая над головой сильные руки, Джерри рассекал кулаками воздух, отбрасывая назад голову; его белые зубы на фоне смуглой кожи сверкали, словно белые звезды.

Наоми в жизни не видела ничего более впечатляющего, чем ее старший брат, призывающий массы к бунту в тот день в Колумбийском университете!

Еще до конца года Наоми успела стать членом боевой группы студентов Колумбийского университета. Этот поступок позволил наконец заслужить одобрение брата, но в то же время привел к мучительному разрыву с родителями. Разочарование наступило не сразу, а накапливалось в течение нескольких лет, когда она почувствовала себя жертвой воинствующего мужского шовинизма в Движении, жертвой его неорганизованности и паранойи. Еще студенткой младших курсов, Наоми разорвала отношения с лидерами Движения, чего Джерри ей так и не простил. За последние два года они виделись лишь однажды — и все это время проспорили. И сейчас Наоми постоянно боялась, что Джерри совершит какую-нибудь страшную глупость, после чего все в агентстве узнают, что он ее брат, Наоми не представляла, чтобы такая консервативная фирма, как «Блэкмор, Стерн и Роденбаум», могла назначить сестру известного всей стране радикала первой женщиной — вице-президентом!

Наоми отогнала мысли о прошлом и сосредоточилась на настоящем — на макете, который лежал на столе. Как обычно, она почувствовала прилив удовлетворения, свидетельствующий, что сделанная работа весьма хороша. Ее искушенный глаз одобрил дизайн бутылочки для «Дерзкой» — слезинка из матового стекла, завершающаяся темно-синей волнообразной пробкой.

Флакон с духами будет элегантно упакован в блестящую синюю коробочку, на которой ярко-розовыми буквами будет написан придуманный ею девиз: «ДЕРЗКАЯ! Только для свободных духом». Восклицательный знак после названия изделия был ее идеей, и она этим особенно гордилась. Тем не менее, несмотря на успех и упаковки, и девиза, пока отсутствовал дух проекта, поскольку Наоми не удавалось выполнить простую задачу: она не могла найти эту самую Дерзкую девчонку.